Не послушался, сгреб в охапку, потащил куда-то. Дикий зверь, а не мужик. Вот попробуй такому сказать «нет».
Она и не сказала. Какое там «нет», когда от бесконечных «да» уже и голос охрип! Вот оно, оказывается, как бывает, когда с мужиком нормальным, когда от тебя вроде как не зависит ничего и одновременно зависит вся его дикая мужская жизнь. Может, и у нее, непутевой, что-то получится?
Сегодня уезжаем всем семейством в Швейцарию. С тамошним профессором все оговорено, в клинике зарезервировано место для Оленьки.
Думал оставить девочек и Митю в поместье, но Оленька меня уговорила, ей нынче невыносимо оставаться без детей. Ульяна тоже просилась с нами, но я отказал. Теперь она безмолвной тенью бродит по дому, смотрит с укором, грозит пальцем. Одно слово – ведьма.
Сердце полнится надеждой, но последние ведьмины слова не дают покоя: «Не увози Ольгу, барин. Коли я ей не сумею помочь, так и никто не поможет». Рассказал Илье Егоровичу, но тот только рукой махнул, обозвал Ульяну старой кликушей, велел не думать о дурном.
Стараюсь не думать.
С Михаилом они встретились на следующий день в клубе.
Вообще-то полуночной образ жизни, который летом вела антоновская молодежь, Аглая не то чтобы не любила, скорее, не знала. И не потому, что баба Маня как-то ограничивала ее свободу или что-то запрещала, просто на дискотеках, как в городе, так и в деревне, Аглая чувствовала себя не в своей тарелке. В свои почти восемнадцать она не могла ни танцевать, ни курить, ни кокетничать с парнями – одним словом, она не умела ровным счетом ничего из того, что хоть как-то помогло бы ей адаптироваться в непредсказуемой и порой агрессивной среде сверстников. Она бы и на сей раз никуда не пошла, просидела до ночи за книжкой, если бы не Люся Самохина, которая вдруг ни с того ни с сего решила взять над ней шефство и, как она выразилась, «ввести в свет».
Выход в свет предполагал соответствующую экипировку: в Антоновке в этом сезоне приветствовались мини-юбки и открывающие живот топы, а также яркий макияж, который Аглаина мама снисходительно называла «вырви глаз». Из всего вышеперечисленного у Аглаи имелась только мини-юбка, привезенная мамой, кажется, из Милана, да и ту она стеснялась носить по причине уж больно радикальной, на ее взгляд, длины. Люся юбку одобрила и даже назвала очень качественной подделкой. Наверное, у Аглаиной мамы случился бы сердечный приступ, услышь она подобное. Мама знала толк в хороших вещах и никогда, ни при каких обстоятельствах не покупала ширпотреб, даже самые захудалые Аглаины кофточки и джинсы имели логотипы очень уважаемых в мире фирм. Но Люся, которая за всю свою жизнь ни разу не выезжала дальше областного центра, не могла этого знать, а Аглая не посчитала нужным ее переубеждать. Вместо топа она надела скромную по антоновским меркам майку с воротом под горло, поверх накинула короткую курточку, очень красивую, ультрамодную, сунула ноги в удобные босоножки. Люся об ее экипировке отозвалась снисходительно:
– Ну что ж, простенько, но со вкусом.
Сама она была на десятисантиметровых шпильках, которые компенсировали ее невысокий рост, и под всякими там курточками красоту не прятала. Под красотой понималась пышная грудь, крутые бедра и тонкая талия. Аглая, как ни старалась, не могла понять, отчего это первая красавица Антоновки проявила к ней такую неожиданную симпатию. Сказать по правде, особых друзей в деревне у Аглаи не было, ей вполне хватало общества бабы Мани, а в компании сверстников она даже в юбочке от Гуччи не переставала чувствовать себя белой вороной.
Наверное, всему виной была ее неудачная внешность, которая не поддавалась абсолютно никакой коррекции. Мама, рафинированная красавица-блондинка, уже отчаялась бороться с непослушными, жесткими, как проволока, Аглаиными волосами, с явным сожалением и недоумением относилась к ее смуглой коже, не уставала напоминать, что при ее росте и нескладной комплекции следует обязательно следить за осанкой, и временами «обнадеживала» утверждениями, что кое-что со временем можно будет исправить с помощью пластической хирургии. Как бы то ни было, а никаких иллюзий насчет собственной неотразимости Аглая не питала и где-то глубоко, почти на подсознательном уровне, знала, зачем понадобилась Люсе Самойловой. Собственную красоту иногда очень выгодно подчеркивать с помощью чужого несовершенства.
Бабушка отпустила ее в клуб с легким сердцем. В Антоновке отродясь не случалось ничего плохого, и единственное, что волновало бабу Маню, это то, что ночью дорога от клуба до дома плохо освещена.
– Глашка, ты смотри мне, иди по тропке, не прись на дорогу, – напутствовала она. – Сейчас мотоциклов понакупали все кому не лень и носятся на них по ночам, как тати. Нюрка говорит, что даже фары не включают. Еще собьют, не дай бог. – При этих словах баба Маня торопливо, точно стесняясь, перекрестила Глашу, бросила неодобрительный взгляд на ее ультракороткую юбку, но говорить ничего не стала. Наверное, потому, что у Люси юбка была еще короче.
За калиткой их уже поджидали ребята из местных, Аглая знала только одного из них – Петьку Огонькова, с которым во времена босоного детства они даже дружили. Но времена изменились, детство осталось позади, и Петька, который как-то незаметно из лопоухого, наголо бритого мальчишки превратился в долговязого, насупленного парня, о былой дружбе предпочел забыть. Он курил папиросу, сплевывал себе под ноги и посматривал на Аглаю с высокомерной снисходительностью, а на ее «привет, Петя» ответил коротким кивком. Вероятно, такое поведение среди антоновской молодежи считалось взрослым и крутым. Аглая же думала по-другому, но решила, что это не ее дело, и даже обрадовалась, что ее появление осталось незамеченным, потому что все внимание парней оказалось сосредоточено на Люсе. Может, из-за топика и шпилек?..