Третий ключ - Страница 68

Пятнадцать лет назад

– Аглая, – Михаил гладил ее по волосам, заглядывал в лицо своим внимательным, с близоруким прищуром взглядом, точно хотел разглядеть в ней что-то новое, необычное. – Аглая...

Он повторял ее имя снова и снова, а она лишь улыбалась в ответ, потому что не знала, что нужно говорить в таких случаях, не понимала, как же они теперь будут жить дальше, но чувствовала, что с этой удивительной ночи ее жизнь уже никогда не будет прежней. А бальное платье, каждая складочка которого была бережно разглажена ее собственными руками, теперь бесформенной тенью лежало на полу у изножья продавленной и, помнится, невероятно скрипучей кровати. Платье, перчатки, туфельки...

– Почему ты пришла так поздно? – Михаил приподнялся на локте, посмотрел сверху вниз. – Что делала возле статуи?

Что делала? Она не могла сказать наверняка, она могла лишь догадываться...

Такое случалось с Аглаей и в детстве. Мама водила ее по врачам, а бабушка старалась использовать проверенные народные средства. Ни врачи, ни народные средства не помогали. Бывали ночи, когда Аглая просыпалась не в своей кровати, а совершенно в другом месте. А после того, как в состоянии сомнамбулизма она сумела открыть дверь и выйти во двор их высотки, мама перестала водить ее по врачам, а стала прятать на ночь ключи у себя под подушкой. С возрастом детская Аглаина болезнь сошла на нет, а мама с бабушкой вздохнули спокойно. Первая перестала прятать ключи, а вторая ставить перед кроватью внучки таз с холодной водой. Оказывается, болезнь не прошла, а лишь затаилась, потому что другого объяснения случившемуся у Аглаи не было.

– Раньше, еще в детстве, – она замолчала, подбирая правильные слова, – я страдала снохождением. Наверное, это повторилось. Может быть, я уснула, а бабушка не смогла меня добудиться.

– Но ты собиралась прийти?

– Я же обещала, – она улыбнулась и отважилась на невероятное, поймала губами ладонь Михаила, прикусила кожу не больно, скорее нежно. – И пришла, – добавила шепотом.

– Я нашел тебя у статуи, – он улыбнулся в ответ, но какой-то неправильной, тревожной улыбкой.

– Ты уже говорил.

– А ты помнишь, что говорила?

– Нет.

– Ты сказала, что я ей помешал.

– Кому?

– Не знаю, я думал, ты мне объяснишь.

– Я тоже не знаю. – В распахнутое окно тянуло свежестью, в комнату пробирались щупальца рассветного тумана. Аглая поежилась, до подбородка натянула простыню. – Ничего не помню. Ты же будущий врач, ты должен знать, что в таком состоянии человек не может себя контролировать.

– А остальное? – Голос Михаила упал до шепота, а в глазах, не защищенных стеклами очков, промелькнуло что-то такое, отчего сердце испуганно заметалось в груди. – Остальное... то, что случилось после того, как я тебя нашел, ты контролировала?

От невероятного облегчения на глаза навернулись слезы. Вот, отказывается, чего боится Михаил! Того, что случившееся с ними – всего лишь случайность, один из симптомов ее странной болезни. А это не симптом и не случайность, она поступила так, как хотела, так, как считала правильным...

– Нет, я себя не контролировала, – сказала Аглая тихо и, гася горькую улыбку разочарования поцелуем, добавила: – С таким, как ты, невозможно себя контролировать.

– Невозможно? Это в том смысле, что ты осознавала происходящее, но не считала нужным меня останавливать? – поинтересовался Михаил, всем своим немалым весом вдавливая Аглаю в кровать.

– Любопытная формулировка, – задыхаясь от счастья и нехватки кислорода, прошептала она.

Голосистые антоновские петухи уже давным-давно пропели, и мутный рассвет как-то внезапно превратился в ясное летнее утро, а они все никак не находили сил расстаться. О том, что баба Маня, наверное, сходит с ума из-за ее исчезновения, о том, что едва ли не через всю деревню ей придется идти в измятом бальном платье, в тот момент Аглая не думала. Возможно, впервые в жизни она позволила себе не волноваться о будущем.

Идиллию нарушил женский крик. Не крик даже, а пронзительный визг. Аглая вздрогнула, высвободилась из объятий Михаила.

– Что-то случилось? – спросила шепотом.

– Сейчас узнаем. – Михаил уже натягивал джинсы.

Наверное, самым благоразумным было бы остаться во флигеле, не привлекать к ним двоим ненужного внимания. Скорее всего, Аглая бы так и поступила, но Михаил вдруг крепко обнял ее за плечи, сказал:

– Ты пойдешь со мной.

Было в его голосе что-то такое, что заставило Аглаю подчиниться. Или не в голосе, а во взгляде?..

– Мне нужно время, – вместо ответа она потянулась за платьем. – Подождешь?

– Жду.

Пока Аглая торопливо одевалась, он стоял у распахнутого окна, прислушивался к тому, что происходило в парке.

– Ты готова? – Михаил обернулся.

– Готова.

...Люди сгрудились на тонкой полоске песка, отделяющего пруд от парка. Они стояли над телом, распластавшимся на берегу. Мокрый атлас бального платья, мокрые рыжие волосы, синее, неживое лицо. Рита...

– Да как же это? – Надежда Павловна, растрепанная со сна, в наброшенном на ночную сорочку ситцевом халатике, сидела прямо на сыром песке, гладила мертвую Риту по волосам. – Я же вчера специально пересчитывала, все на месте были. Она же мне спокойной ночи желала. Я думала, что она спать пошла...

– Не пошла, – Света Сапожникова громко всхлипнула, провела пухлой ладонью по мокрому от слез лицу. – Мы решили, что у нее свидание с кем-нибудь из местных. Это ж нормально, если свидание? – Она обвела присутствующих вопросительным взглядом.

– Какое к черту свидание?! – Голос Даши, которая крепко держала за руку Макса, дрожал то ли от злости, то ли от волнения. – Это же Ритка, у нее, кроме ее архитектуры, никаких интересов не было!